- Місце запису: місто Київ, вул. Регенераторна, 4;
- Дата запису: 26.09.2018 р.;
- Хто записав: Вигодованець Ольга Василівна;
- Респондент: Мілько Галина Кузьмівна, 09.1925 р.н.; народилася в селі Тихий Сад Горностаївського району Херсонської області (сьогодні проживає в місті Київ);
- Розшифровка аудіозапису: Вигодованець Ольга Василівна;
Під час Голодомору 1932–1933 років проживала в cелі Тихий Сад Горностаївського району Херсонської області (сьогодні село не існує, неподалік місто Каховка Херсонської області);
(при розшифровці матеріалу з диктофону, збережено мову респондента)
Представтесь, будь ласка. Як Вас звати?
Милько Галина Кузьминична.
Коли Ви народилися?
Родилась я 3 сентября 1925 года в селе Тихий Сад Горностаевского района Херсонской области. Здесь на Днепре, по существу. В 24 километрах от Каховки, Старой Каховки. Папа и мама работали … Вы знаете где, в колхозе… Жили в селе, такая хатка, как вот здесь нарисована (показує рисунок), точно такая, только черепица у нас была, покрыта черепицей. Дедушка Степан (папин папа) и бабушка Харитына держали там гуси, коровы – одна или две. Я же маленькая была. Если взять 32-ой год, так мне еще даже 8 не было, только 7 лет. Однажды мама притащила папу с огорода, вернее там, где они работали. А там как раз созрела молодая кукуруза и папа наелся ее, его разнесло. Ужас. Какой-то дядечка у нас фельдшер был, помог ему прийти в себя. Но это не первый раз, так было несколько раз. Случилось так, что нас четверо осталось из семи человек.
У Вас семеро було в сім‘ї?
Да. Вот я тут нарисовала…
А можете розказати як звали Ваших братів, сестер, якого вони року народження?
Так, я зараз буду Вам розказувать… (показує) Вот это семья мамина – Материкин Изот Ефимович, это ее мама Лукерия. Вот дети – Ваня и Наташа. Наташа эта стала женой Кузьмы – семьи Милько Степана (к сожелению не помню отчества) и Харитыны. Вот от Наташи и Кузьмы пошли дети. Была Мария – умерла, была Надя – умерла, маленькими умерли.
Це в 33-му?
Нет, это еще при рождении. А родители поженились знаете когда? Маме было 17 лет, а папе – 18 и они поженились. Дети начали появляться – Мария, Надя – это еще до 20-го года. А Вася, мой брат, с которым мы остались в живых, Вася погиб в 41-ом году. Он уже был лейтинантом, закончил Куйбышевское пихотное училище и стал лейтинант 657-го стрелкового полка. И когда они отступали, где он погиб – не знаю. Нам перед 20-ым августа 41-ым годом… а у него 20-го день рождения. Еще перед днем рождения за 2-3 недели пропал безвести, нам пришло извещение, и где неизвестно.
А він сам пішов служити?
Я не знаю. Може забрали, а може сам. (далі російською) Во всяком случае он был в рядах Красной армии, так можно сказать. В 25-ом родилась я. А потом Ваня родился то ли в 26-ом, то ли 25-ом, потом Ниночка и Ваня – самые последние. Вот этот Ваня умер, не знаю в каком году и сколько ему было, а вот Ниночка и Ваня в 33-ом. А что случилось вот за это время? Мы из Тихого Сада, где мы находились, переехали в Петропавловку, это ближе сюда к Старой Каховке, если по карте смотреть.
А сьогодні змінили назву?
По моему, Петропавловка так и есть. И они переехали туда з Ванечкой и Ниной.
Тобто, під час Голодомору вони там жили в Петропавлівці?
Да, в Петропавловке во время Голодомора. И вот здесь случилось такое, что детей все таки взяли в приют. Председатель колхоза (не знаю фамилии, имя по малолетству), он неплохой человек был, впоследствии он даже хотел моего брата Васю усыновить. Так он открыл маленькое, как эта квартира приблизительно, и там было несколько самых маленьких детей – 3,4,5 лет.
Патронат?
«Приют» мы так называли. И Ниночка з Ванею там были, а мы с Васей жили с родителями. Родителям же выделили (это другое место), выделили дом, оставленный тоже кем-то или совсем умерли, но пустой дом был и мы там обосновались. И случилось так, что папа узнал, что его сестра Катя на Донбассе, где-то в Попасном, или в другом месте, я точно не помню. Тогда было не в досуг все расспрашивать и мы тогда этим не заморачивались.
И вот папа и мама узнали, что Катя, ее муж, Савелий Иванович Корень, где-то обосновались в Донбассе и говорил: «Что можно выжить, перебирайтесь к нам». И что вы думаете, мои родители дошли до такого… я считаю что это и неправильно, это следствие того, что случилось…
Голод полный, в доме хоть шаром покоти – ничего нет! Я бывало сижу на акации, срываю маленькие эти белые листочки и ем. Соседка идет и: «Ганю, куди забралась, дитино! Злазь, бо впадеш!» А я ей отвечаю (это к тому, что уже случилось): «Та батько і мати пішли, а ми одні і голодні, і нічого немає!» і розплакалась, і вона тоже розплакалась. (далі російською) И оказывается ночью, чтобы их не остановили (тогда же не было ни паспортов, ничего ж не было, колхоз) и они ушли ночью на Каиры – это там где Горностаевка и Каиры рядом, и там пароходы ходят. И они сели в трюм парохода, и их довезли до Запорожья. В Запорожье они сели на поезд, который довез их до Попасной, то ли до какого-то другого места. Я не знаю, потому что никто не спрашивал. Они уехали. Ми остались одни. Утром я просыпаюсь, Вася: «Галю, батьки пішли». Я кажу: «Як пішли?» – «Та пішли на Донбас. Може вони знайдуть там пристанище і там же тьотя Катя, і може нас зразу заберуть». А я настолько видно впечатлительна девочка была, что я начала кричать: «Вони нас покинули, вони нас покинули!» И заливалась слезами. Вася меня успокаивал, он на 3 года старше – если мне 7-8, то ему где-то 11, успокаивал…
Ну а что дальше делать? В колхозе узнали, что мы остались одни, начали нам выдавать такой глечик, а в цьому глечыку один паловничек какой-то бурды и бывало одна картошечка. Первый день… А там расстаяние от нашого дома до кухни, где распредиляли, не меньше километра. И вот он туда шол, брал этот глечычок и шол назад, приходил, плакал: «Галю, я все з’їв по дорозі, що ж ми тепер будемо робити?» Но мы чередовались – то он ходил, а на второй день, допустим, я пойду. Я точно так все выловливала руками, потому что голодные были, ничего не было. Иногда мы приходили в столовую, а там трактористов кормили вечером, и мы становились (уже распредилились кому как) – становились я, например, за спиной мальчика одного. Все тоже голодные, целый день работали… в тяжелейшом состоянии, а мы стояли и клянчили: «Дядечку, залиште хоч трішечки (я це пам’ятаю по українськи), хоч одну ложечку». Його реакція: «Та, дитино, я цілий день нічого не їв, я цілий день був на тракторі. Я теж голодний». Но я еще хочу сказать, что через месяц… Папа еще, перед тем как уйти, он договарился с учителем школы, куда Вася уже пошол в 3 класс, что если удастся, то что б он нас тоже как-то определил в приют, хоть мы уже постарше были. Но хоть как-то, у нас родителей нету, дети голодные пропадают. Определили в приют, через месяц только мы попали в приют. Но там кормили тоже, грубым словом, отвратительно, но хоть что-то давали, хоть что-то. Зима 34-го года…
А в якому місяці 33-го року батьки поїхали?
Було ще літо, літо 33-го. (далі російською) Потом мы были и до Нового года там дети умирали, вот как раз Ванечка и Ниночка.
Так вони ж були в приюті і Ви кажете, що там годували.
Сейчас… нас определили в приют. Вася старался все делать там, помогал этим женщинам, я тоже что-то делала. А потом случилось так, что меня, вот эту кроху, определили к какой-то женщине ухаживать за маленьким ребенком, чтобы не тратить пищу на меня в приюте. Отправили к этой женщине, а ребенок был такой тяжелый. Она днем на работе, прибежит на обед и снова на роботу. А я с этим ребенком вожусь. Можете себе представить? А потом… как же дальше… Вот нас забрали в приют и определили меня к этой женщине, а Вася ходил в школу. А школа была недалеко от дома этой женщины, где я была. Я не помню как ребенка, как женщину звали, начисто забыла. И Вася бывало, им там в школе давали по кусочку хлеба, махонький такой кусочек хлеба, он обязательно перережет – половинку мне принесет, к этой женщине. А женщина почти не кормила меня. Я не знаю как я выжила. Чесно, не знаю. И так до самой зимы. Вася уже в школе, а я вот так в этой женщины.
А потом случилось страшное. Я так поняла, что это было начало 34-го года, потому что была зима. И дети – Нина и Ванечка (Нине – 4 года, Ванечке – 2 годика) – заболевают дизентерией и эта дизентерия уносит сначала Нину, а через неделю Ваню. Но я считаю, что это тоже ж голод. И я на похоронах Нины была. Это я помню. Кстати, Нина (жаль, что все фотографии остались там, в Горловке, а здесь их нет), Ниночка была очень красивая, такая девочка – ну шикарная, лицо такое изумительно красивое. Но это не потому что я сестричка, а действительно все определяли, прям восхищались. Ниночку хороним, я была на похоронах. На кладбище меня не взяли, я осталась в приюте пока. А Ванечка еще жив был. Я сидела возле Ванечки, это я помню, а потом меня снова к этой тетке отправили. А через неделю Ваня умирает, но меня тетка не пустила. А Вася потом начал просить, чтоб меня забрали в приют: «Она там голодает, она там с утра до позней ночи работает. Она же маленькая». Это вообще, по нашему понимаю, это издевательство полное было. И вы знаете, меня все таки взяли в приют.
И уже конец зимы, начало весны 34-го года, я была уже в приюте. Но помню длинный такой… стол сбитый с дерева (вы представляете как там) и мы там с этими мисочками сидим едим что-то. И однажды ребята, которые только поели, убежали к клуне ( или стодоле – клуня, я по украински) и бегут назад, и кричат: «Васю! Галя! Ваш батько приїхав!» Я не поверила. А Вася как-то сразу (он постарше) и вместе с мальчишками побежал. Действительно, папа стоял возле клуни, возле него председатель колхоза. У папы уже паспорт был, уже он был свободным человеком, не принадлежал к колхозу.
И папа Васю не узнал, потому что он бежал в целой кагале этих пацанов. И только тогда, когда Вася к нему прикоснулся, вот тогда он его узнал. А я одна шла, девочек там почти не было. Я одна шла, насупилась. Помню папа расказывал – идет, голова к низу, волченком смотрит и как только я его увидела – все… прибежала, схватила его вот так за ноги и не отпускала. Рыдали, рыдали, рыдали… В тот же вечер мы ушли с приюта – Вася, я и папа. Председатель колхоза отпустил, проводил нас и мы пошли на село Вошиве – так называлось село, где жила когда-то тетя Катя, сестра папина, Корень по мужу и ее дети – четверо детей – Ваня, Лида, Нина и Миша. И когда мы пришли туда, мы спали в каких-то людей. А почему именно туда? Оказывается там были документы наши (имеется в виду, и папины, и мамины, детей). И папа забрал эти документы, мы там переспали, это я помню.
А як ви туди добиралися? Ви ж кажете, що пішли до тьоті Каті.
Ее не было там. Там де вона жила (далі російською). И потом мы там в какой-то семье переспали и на следующее утро от Вошивого (оно может по другому как-то называлось) пошли в Каиры, чтобы тоже сесть на пароход. Там много километров, я помню папа меня и на руках нес, и на горбу нес, и какой-то дядечка ехал и подвез нас немножко – километра 2-3. Но во всяком случаи к вечеру мы добрались до Каир. И там я уж не знаю как папа договаривался, что нас посадили таки на пароход, но в трюм на полу (это я хорошо помню). В трюме на полу, рядом папа, Вася и я. И поплыли на Запорожье. В Запорожье точно так же, как они когда-то вышли на пристань, но это уже был вечер. В Запорожье тоже в каких-то опортаментах, где все заставлено нарами (нары – друг на друге) и на этих нарах мы переспали. Папа не спал, потому что я все время просипалась, боялась, что он уйдет, я его все время держала за руку. А потом нас посадили на поезд. Как он договаривался – тоже не знаю. Маленькая была, не расспрашивала. И поехали на Донбасс.
Приехали мы в Горловку, где папа уже к этому времени устроился каменщиком и дали им барак. Барак длинный такой, 10 семей. В одной семье Коротковых, помню фамилию, 10 детей. Можете себе представить. И родители… Это огромная комната – барак. Наши возле двери две кроватки. Вот как мы с вами сидим (показує) вот одна кроватка, вот вторая, проход такой приблизительно. Здесь папа и мама валетиком, а на той кроватки мы с Васей валетиком. И так почти 3 года.
А барак цей де знаходився?
Барак тоже был в Горловке. При чем сейчас на этом месте лечебница.
От Ви кажете, що не було що їсти і батьки вирішили піти на Донбас. А з якого року стало важко, з 32-го? Коли ви почали голодувати?
Так, 33-ій, это мы уже почувствовали летом.
В 33-ому?
Да.
А в 32-му ще більш-менш було?
В 32-му мы жили ще в дедушки и бабушки в этом домике. А потом, когда колхоз перевели в Петропавловку, это, по моему, было начало 33-го года.
То ви в Петропавлівку приїхали в 33-му вже?
Да, я так думаю, но кто его знает.
А батьки працювали в колгоспі, то вони добровільно туди вступили?
А їх ніхто… Як це добровільно?
Ви розкажіть як це було.
Я не знаю.
А батьки як Вам розказували?
Вони казали, що треба робить і все.
А дідусь, бабуся ваші пережили Голодомор?
Так, а дід (далі російською) дедушка Степан и бабушка Харитина. Я так думаю у них же была одна корова или две, (далі українською) жеребець, були гуси. (далі російською) И мне кажется их просто раскулачили и выгнали. И вот оттуда мы переехали в Петропавловку.
Ви точно не пам‘ятаєте?
Не пам’ятаю, я ж маленька була.
А далі Ви не знаєте як склалася їхня доля?
Де вони ділись, що з ними зробилось – ми ніхто не знаємо. І папа не знає. Я скільки не питала – він каже: «Я не знаю».
А батьки матері?
Так, слухайте далі. А батьки матері – Лукерія (далі російською) (эти хорошо жили, между прочим, их тоже раскулачили, наверное) и Изот Ефимович, это дедушка мой, дожил до 104 лет и погиб здесь на Днепре, возле Горностаевки. А батьки – Степан і Харитина – в якому селі жили?
Тихий Сад. Кстати, ви Тихий Сад сейчас не найдете на карте – его переорали. Там была одна улица такая и какой-то проулочек небольшой, и там несколько домов было и среди них и наш дом.
Це як хутір був?
Вроде хутора. (далі українською) Но Тихий Сад село називалося. (далі російською) Я знаю что меня в какую-то церковь в три годика водили, чтоб покрестить тайком. Но когда этот поп покрестив, дал мне маленькая ложечка кагору, а мама смеялась и говорила: «Ти кажеш – ще». Понравилось. Вот это я не помню, это мама рассказывала. Ну что я могу еще рассказать.
Я хотіла таке запитати. В 33-му, коли почався голод, то чому він почався? Батьки ж працювали в колгоспі, то за роботу їм не платили?
Нічого не давали.
І не годували?
Не годували.
А біля будинку у вас город був? Нічого не вирощували – картоплю, буряк?
А якщо й вирощували, то сусіди все забирали.
А розкажіть нам про це.
А я не знаю.
Не пам‘ятаєте?
Абсолютно.
Це до вашого дому приходили забирати? Крали?
Нєт. Ночью.
А про буксирників, які ходили від двору до двору, Ви пам‘ятаєте? Вам щось розказували? Чи Ви такого не знаєте?
Я не знаю.
Ви не голодували в 1946-1947 рр.?
Ні, в 47-му році сказать, що ми голодували – ні. (далі російською) Но каким образом мы выходили из положения… Вот мама выдергивала (вату), продавала как и тогда. Я в техникум поступила, там карточки давали и стипендию получала, мама работала. И хоть кто-нибудь какую краюху хлеба даст. Сказать, что полный голод… хотя чувствовалось.
А на вулиці яка була ситуація? Як інші жили ?
Я не могу сказать этого. Во всяком случае, в техникуме и столовая работала, мы там ели (далі українською) Було дуже важко, один раз в день тільки їли. (далі російською) Но чтоб сказать, что был полный голод, то нельзя.
А в 1932-1933 рр., крім Ваших братика і сестрички, ще хтось помер від голоду? Імена людей тих знаєте?
Нікого не знаю.
А на вулиці померлих людей не бачили?
Ні, не бачила. Може мені не показували. Ми ж маленькі були. Бабушка в нас строга була: «Сидіть і нікуди!»